Штурм Берлина

Пошли мы по болоту, решив, что здесь не может быть траншейной обороны и, следовательно, перейти будет легче. Шедшие впереди младшие сержанты Иванов и Ковалёв услышали немецкий разговор и обнаружили немецких пулемётчиков, сидевших в засаде. Они без шума убили немцев, и мы пошли дальше. В темноте противотанковые надолбы показались нам двигающимися в нашем направлении немцами. Однако мы не стали стрелять и вскоре обнаружили этот обман зрения. У надолб я попросил товарищей накинуть на меня плащ-палатку, зажёг фонарик и стал ориентироваться с помощью карты и компаса. Не успел закончить работу, как мне шепчут: «Слышен немецкий разговор». Через несколько минут мы увидели около надолб немецких солдат. Они несли в руках какие-то коробки. Как выяснилось позже, это был тол для минирования надолб. Мы сосчитали немцев. Их было тридцать пять — меньше, чем нас. Решаем окружить и уничтожить. Я распределил силы. Младший лейтенант Шерстнёв отрезает врагу отход, лейтенант Коваленко со своей группой заходит справа, младший лейтенант Думандзоров слева. У меня был свисток, такой, как у судьи на футбольном поле. Я дал сигнал, разведчики швырнули гранаты, и, как только они разорвались, все бросились на немцев. Мой ученик, младший сержант Ковалёв, кавалер четырёх орденов, имел трофейный кинжал с надписью на клинке: «Всё для Германии». Он пустил в ход этот кинжал. Немцы не успели даже выстрелить. Шестнадцать человек мы взяли в плен, остальных уничтожили. Среди пленных были солдаты из Познанской школы унтеров, с которой нам пришлось драться ещё в Познани. Не имея возможности эвакуировать пленных в тыл, погнали их с собой, вперёд, к Берлину. Мы прошли за ночь восемь километров и расположились на днёвку. Позиция у нас была удобная, из густого леса мы наблюдали за противником. У немцев на дорогах происходило не разберёшь что: одни танки шли к Берлину, другие из Берлина, грузовики носились в разные стороны. Наши советские снаряды залетали к нам в лес. Мы думали: только бы «катюша» не накрыла. Мне надо было отправить донесение в штаб. Но рация подмокла, работать на ней было нельзя. Я вспомнил, как в 1942 году на Смоленщине бойцам нашего партизанского отряда пришлось целый день лежать, зарывшись в вспаханную, мягкую землю, и велел сержанту Иванову, которого решил послать с донесением, вырыть в земле нору. Забравшись в неё, он должен был ожидать, пока подойдут передовые подразделения наших стремительно наступающих войск.