Штурм Берлина

очень нравился своей настойчивостью: что скажет, то сделает. О войне он не любил разговаривать. Мы с ним говорили больше о том, что будет после войны. Он очень тосковал по работе, по своему сапожному мастерству. На войне он всему предпочитал гранаты; в своём вещевом мешке, кроме гранат и патронов, никогда ничего не носил. По его примеру у нас многие бойцы выбрасывали из мешков консервы, сахар, чтобы взять побольше гранат. У Макрушина была норма — восемнадцать гранат. Если у него в мешке меньше, он уже начинает беспокоиться. — Без пищи несколько суток прожить можно, — говорил он, — а без гранат в бою долго ли ты проживёшь? И верно. На высоте гранаты нас только и спасли. Мы забросали ими ход сообщения, по которому бежали забравшиеся к нам в тыл немцы. Четверо немцев были убиты, другие выскочили наверх и в панике кинулись по участку, ими же самими заминированному. Мы подобрали после них четыре ручных пулемёта, гранатомёт с двумя ящиками гранат и три фаустпатрона. Тут надо сказать о втором бойце — о Кабацких. Это был самый молодой из нас. Он, как только услышал, что у немцев появились какие-то фаустпатроны, всех стал расспрашивать, что это за оружие, как оно устроено. Сам он колхозник-тракторист из Белоруссии, в армию пришёл уже в 1944 году после освобождения его местности. Сначала я думал о нём — бесшабашная голова: в левой руке — фонарь, в правой — граната, на шее — автомат, и один вскакивает через окно в подвал, из которого стреляют немцы, не поинтересовавшись даже, сколько их там. Но оказалось, что этот храбрец удивительно толковый парень. Какое бы трофейное оружие ни попало к нему в руку — покрутит его, разберёт, прочистит и, смотришь, стреляет уже из этого оружия. Третий, Новиков, был старший из нас по возрасту, типичный старый русский солдат, с большими чёрными усами, по характеру очень тихий человек, ко исполнительнее его не найдешь: умрёт, но не покинет свой пост. Трое суток мы удерживали вчетвером свои траншеи. В первую же ночь, чтобы не попасть снова под огонь артиллерии противника, от которого наш взвод сразу же понёс большие потери, мы продвинулись вниз по склону в сторону немцев и окопались метрах в сорока от них. Из-за этого мы оказались почти отрезанными от своих. Противник непрерывно вёл по высоте такой огонь, что через гребень с той стороны к нам никто не мог пробраться. Мы отбивались от немцев исключительно гранатами — своими, ручными, трофейными, из гранатомёта. Кабацких выпустил из трофейного гранатомёта все два ящика гранат, которые немцы бросили во время первой контратаки. Когда боеприпасы были на исходе, мне пришлось сказать, что кто-нибудь