Штурм Берлина

Наше воздухоплавательное подразделение было придано гвардейской артиллерийской части. Вместе с этой бригадой мы шли с Одера, чтобы направлять огонь пушек по Берлину. Аэростат быстрее и легче вести в воздухе на 75-метровом тросе автолебёдки, но в целях маскировки мы вели его на руках до самого Берлина. На отдых останавливались редко, спать приходилось по два-три часа в сутки. Достигнув назначенного пункта, мы немедленно получали приказание продвигаться вперёд. Шли только по просёлкам. Ноги бойцов вязли в сырой почве. Ветер рвал из рук большой аэростат. Машины, нагружённые воздухоплавательным имуществом, застревали в грязи. Бойцы подпирали их, вытаскивали на твёрдую землю, и подразделение продолжало двигаться дальше. Боевой расчёт аэростата не чувствовал усталости. Берлин, о котором мы с ненавистью думали в тяжёлые дни под Москвой, под Великими Луками, под Варшавой и в Лодзи, — этот город, казавшийся раньше таким далёким, был теперь перед нами. И каждый из нас напрягал все силы. Мы знали, что эта битва будет последней. 25 апреля подразделение вступило в предместье Берлина — Фридрихс- хаген. Здесь у переправы через Шпрее скопилась большая масса техники, движущейся на Берлин. Грохочут по мостовой танки, гудят моторы грузовых автомашин, тяжело нагружённых боеприпасами и вооружением; проходят установки гвардейских миномётов, с которых уже сброшены брезентовые чехлы; ползут тягачи, таща за собой мощные орудия крупнокалиберной артиллерии; среди тяжёлых машин ловко снуют виллисы, легковые машины генералов; колонны пехотинцев беспрерывными потоками идут к переправе. Мы поражаемся количеству и разнообразию техники, брошенной на штурм Берлина. Между машин пробиваются беженцы-немцы и освобождённые из немецкого рабства русские, французы, итальянцы, чехи. На рукавах проходящих можно увидеть самые разнообразные повязки, почти всех национальных цветов Европы. С белыми повязками, знаком капитуляции, идут хмурые и подавленные немцы со своими велосипедами, чемоданами, детскими колясками. Тут же оживлённо балагурят французы, весело блестят глазами смуглые сухощавые итальянцы, хохочут русские девчата — они радуются своему освобождению из немецкого рабства, радуются тому, что, наконец-то, снова попали в среду своих, русских. И вот мы в Берлине. Серые дома, похожие на каменные коробки, смотрят на нас битыми стёклами окон, из которых выставлены белые флаги. Угрюмые цивильные немцы вылезают из своих подвалов и ничего не выражающим взглядом смотрят на наш аэростат. На стенах домов еще сохранились